Часть 1. Многогранники и Батуми.
Когда я был девятиклассником, иначе говоря, «новичком», на матпрактикуме было выдано малость необычное задание: изготовление многогранников. Не вспомню уже точно, но вроде бы многогранниками озадачили только наш класс.
Была задействована книга М.Веннинджера «Модели многогранников», в которой описывалось 119 различных моделей, начиная с пяти платоновых тел. Лично мне достался номер 28 — третья звёздчатая форма икосаэдра.
Кто-то из моих одноклассников оперативно справился с заданием, кто-то не слишком торопился… Откуда-то взялась легенда о том, что в интернате ещё задолго до нас уже была изготовлена полная коллекция моделей многогранников по (Веннинджеру), но потом, дескать, наименее сознательные личности начали играть этими моделями в футбол, и коллекция на этом закончилась…
Лично я откровенно затянул процесс изготовления. Нет, я взялся, и даже почти сделал. Правда, взял для этого далеко не лучшую бумагу. Мне оставалось аккуратно заклеить последнюю «чашу», состоящую из пяти треугольных деталей (всего таких «чаш» было двенадцать), и потом раскрасить грани. Но этому не суждено было случиться. Однажды, вернувшись из душа, я обнаружил, что мой многогранник уже заклеен. Что за шутки?! При этом чувствовалось, что внутри что-то есть. Я сопоставил это событие с тем, что в душе у меня почему-то вдруг пропали, пардон, мои грязные трусы, и очень нехорошие мысли полезли в голову… Я вскрыл многогранник — да, подозрения подтвердились! Как хорошо, что я только намного позже узнал, чьих рук это дело! Ведь если бы узнал сразу — прибил бы сгоряча этого обормота.
Однако, нет худа без добра. Я пришёл к выводу, что сделать надо более солидно и качественно. Изготовил многогранник из более плотной бумаги, а грани обклеил цветным картоном, получилось не так, чтобы уж идеально, но вполне прилично.
Помню, Боря Шавловский сделал многогранник, весьма отличающийся от веннинджеровского, но модель получилась довольно-таки симпатичной, и задание ему зачли. Более того, тот многогранник был реквизирован в пользу школьного кукольного театра. (Но кукольный театр — это уже совсем другая история.)
В сентябре следующего учебного года что-то такое на меня нашло, и я взялся за другие модели. Наделал в общей сложности 16 штук. Изготавливал из плотной бумаги и раскрашивал гуашью. Даже сдуру попытался переплюнуть Веннинджера — сделать какой-нибудь однородный многогранник, не упоминаемый в книге. И даже сделал, но этот многогранник был справедливо раскритикован учителями. Так что самым крутым (по крайней мере, по названию) у меня был псевдоромбокубооктаэдр — у Веннинджера он упоминается, но в число тех 119 многогранников не входит. Были ещё два курносых куба (каждый из них являлся зеркальным отражением другого) и прочее, прочее, прочее.
Учителя, однако, слегка заинтересовались моей коллекцией, и в результате решено было отправить меня в Батуми на X Всесоюзный праздник юных математиков. Уж не помню, кто первым произнёс это словосочетание: «показательный доклад». Пришлось готовить доклад и репетировать выступление.
Всего для поездки было отобрано десять учеников — так уж получилось, что только юноши, из которых лишь один девятиклассник (Женя Антонов).
Но, помимо научной части, предусматривалась ещё и культурная часть. Например, нужно было подготовить номер для Вечера дружбы. И взяла руководство в свои руки Анастасия Ивановна Строгова, женщина которую я, вероятно, упомяну ещё не один раз. Она на пару с Валерием Фёдоровичем Пахомовым вела алгебру в нашем классе; руководила школьным кукольным театром и, кроме того, была парторгом. Так вот, Анастасия Ивановна организовала сцену как бы из «Тысячи и одной ночи». Был царь Шахрияр (мой одноклассник Витя Курьян), была Шехерезада (мой одноклассник Гена Домников), были три танцовщицы (мой одноклассник Дима Моторов, кто-то ещё и за компанию автор этих строк). Ну, разумеется, сюжет каким-то образом сводился к математике. Шехеразада втолковывала что-то там такое околонаучное Шахрияру… Но само по себе это вряд ли могло вызвать ажиотаж в зале. И сцена была спланирована следующим образом.
Шахрияр сидит перед шахматной доской, решает задачу. Начинает играть музыка, и вплывают три танцовщицы, в шароварах, в паранджах, с голыми животами… Начинается плавный танец в восточном стиле. Проходит какое-то время, и музыка резко меняется. Уже никакого восточного стиля, танцовщицы начинают под эту «модерновую» музыку буквально прыгать и скакать. Далее по сцене проносится: «Шехерезада!»; танцовщицы, кланяясь, убегают, а Шехерезада заходит и начинает грузить царя научными новостями. Ну, и в конце заглядывает одна из танцовщиц и произносит: «Наступило утро, и Шехерезада прекратила дозволенные речи!». Конец.
Кроме того, мы подготовили приветствие для КВНа, и я ещё подготовил парочку простеньких математических фокусов.
И вот уже аэропорт. Самолёт «Ил-18» ждёт нас на лётном поле. Свои многогранники я не собирался сдавать в багаж, взял их с собой в салон. Они были в двух коробках из-под обуви. Дама, проверявшая ручную кладь, заинтересовалась этими коробками: «А что у вас там?» Сопровождавший нас Евгений Борисович Фёдоров шепнул мне: «Скажи, что ботинки!» Но я как-то так не умел врать и ответил прямо: «Многогранники.» Дамочка явно опешила, но потом решила всё-таки выянить, что это за звери такие. Не развязывая коробки, аккуратно заглянула в них и, похоже, удовлетворилась увиденным. По крайней мере, вопросов больше не задавала.
В Батуми оказалось, что мы прилетели немножко раньше, чем следовало. В интернате, куда обычно поселяли участников праздника, ученики ещё не разъехались по домам, так что первую ночь мы провели в гостинице, а далее уже обитали в интернате.
Похоже, главной организаторшей (а, может, и вдохновительницей) этих праздников была Медея Илларионовна Жгентий, учительница одной из батумских школ. Она поселила нас в интернате и время от времени интересовалась нашим бытом.
Основное мероприятие праздника — научная конференция. Хотя праздник формально математический, доклады были и не только по математике. Например, Витя Курьян демонстрировал два маятника, подвешенных к одной горизонтальной нити, и что-то рассказывал про их поведение.
Вообще-то и разброс уровней был весьма заметным. Вот выступил школьник-кавказец на своём, надо полагать, родном языке, а переводчик озвучивал его доклад уже на русском языке. Озвучивалась… какая-то глава из школьного учебника. Что ж, и к такому явлению следовало относиться с пониманием. Но в основном, конечно, уровень докладов был намного более солидным. И ещё более солидным был уровень жюри во главе с академиком Болтянским.
Впрочем, никак не могу похвастаться уровнем своего доклада. Да, это и был в большей степени «показательный доклад». Хотя какую-то теорию я, помнится, тоже привёл. И ещё процитировал Кеплера. Это звучало из моих уст примерно так: «Как сказал Кеплер, отец всех многогранников — куб, а их мать — октаэдр.» Через три с половиной десятка лет на юбилее нашего интерната мне довелось (впервые после выпуска) встретиться с моим тогдашним учителем геометрии Владимиром Натановичем Дубровским. Вспомнили, конечно, и многогранники. Дубровский признался, что каждый год упоминает обо мне своим очередным ученикам, но каким образом!.. Примерно такой фразой: «Кеплер сказал, что отец всех многогранников — куб, а Шишкин сказал, что мать их — сфера.» «Владимир Натанович! — возмутился я,я — такого я не говорил! Я цитировал Кеплера, но упоминал куб и ОКТАЭДР!» Но Дубровский заявил, что в Батуми я высказался именно про мать их — сферу. Никакими аудиозаписями своего выступления не располагаю, поэтому доказать ничего не могу. А вдруг и в самом деле таким вот странным образом оговорился? Короче, влип в историю!
Однако, вернёмся к празднику. Проклятая старческая память слишком уж даёт о себе знать. Даже из участников нашей делегации мне не удалось вспомнить четверых. Помимо тех, кого я уже упомянул, был Володя Забелин из параллельного класса, а остальные уж пусть меня простят за мой склероз. Впрочем, и Курьян, которому я позвонил после юбилея, не смог вспомнить этих четверых. Однако чуть-чуть мы друг друга дополнили. Он помнил, например, про военный парад и Ботанический сад. Я не помнил про парад, смутно помнил про Ботанический сад и хорошо помнил про кофейню (которую совсем не помнил Курьян), где нас угощали кофе по-турецки. Оба помним, как в уже прохладном Чёрном море искупаться решили только рижане. И, кстати, смутно в глубинах его памяти всплыла сфера в моём выступлении на конференции… (Неужели всё-таки прав Дубровский?!)
Но я опять отвлёкся. Чуть ли не второе по важности мероприятие праздника — КВН. Как полагается, сначала приветствие. Ну, приветствие у нас получилось явно не самым худшим и не самым лучшим — так, на среднем уровне. Дальше надо было выполнять одиночные задания, и вот когда на очередное задание пришлось пойти мне, ребята сдуру решили выбрать меня капитаном команды. Как говорится, «без меня меня женили». Я, вернувшись, повозмущался, — действительно, у меня не было и до сих пор нет призвания к лидерству, но было уже поздно. Бой продолжался. Задания предлагались и чисто математические, и на логику, и немножко, я бы сказал, художественные. Например: предложить две дополнительные цифры на случай перехода на двенадцатеричную систему счисления, а заодно показать, как эти цифры будут изображаться на почтовом индексе. Было даже и поэтическое задание: буквально за пару-тройку минут сочинить стихотворение, содержащее в себе определение полосы. (На всякий случай даже было процитировано определение полосы из учебника.) И как раз на это поэтическое задание попал я! При том, что никаких стихов не сочинял, да и просто по литературе перебивался с двойки на тройку. Пришлось совершать трудовой подвиг, насилуя свой разум. Получилось единственное четверостишье:
«Пересеклись две полуплоскости,
Что же получится при этом?
Сказать тут надо поэтически,
Хотя и не был я поэтом.»
За такое вот извращение поставили один балл из трёх возможных. Впрочем, помнится, по одному баллу получили и те, кто вообще не составил ни одной строчки. А у некоторых участников получилось довольно-таки неплохо, и они вполне заслуженно получили по два-три балла.
В одном из заданий отличился Дима Моторов. Логика, однако! Нужно было доказать утверждение «Нет ничего лучше плохой погоды.» Это задание было предложено для коллективного решения. И у Димы довольно быстро появилась неплохая идея. Он выдал доказательство, основанное на игре слов. Тезис первый: «Что-то лучше, чем ничего.» Далее: «Плохая погода — это уже что-то. Значит, она лучше, чем ничего. Значит, нет такого НИЧЕГО, которое лучше плохой погоды. Короче: Нет НИЧЕГО лучше плохой погоды!» Сам же он постеснялся выходить на сцену, и его доказательство озвучивал кто-то другой.
Кстати, в какой-то другой команде выдали весьма коварное доказательство. Кучу утверждений обозначили буквами A, B, C, D, E… и начали оперировать алгеброй логики, то и дело обращаясь к жюри с риторическим вопросом «Правильно?» В нашей команде только Дима продолжал внимательно следить за ходом этих логических рассуждений и потом прокомментировал так: «Утомлённое жюри уже машинально соглашалось со всеми утверждениями и согласилось даже с тем, что А эквивалентно не А. После этого доказательство было благополучно завершено.» Т.е. фактически взяли жюри измором.
Но вот пришло время конкурса капитанов. Наша команда по набранным очкам была уже весьма далека от передовиков. Я выкладывался как мог, но наше положение особо не улучшалось.
Кульминационный момент — игра. Вот условие этой игры. Имеется кучка из N камней. Играют двое. Первый игрок может взять любое количество камней от 1 до N-1 включительно. Каждым следующим ходом можно брать не меньше одного камня, но не больше удвоенного числа камней, которое перед этим взял соперник. Выигрывает тот, кто возьмёт последний камень.
Ну, например, было 9 камней. Первый игрок взял 2 камня, осталось 7. Второй может взять от 1 до 4 камней. Допустим, он берёт 3. Тогда первый просто берёт оставшиеся четыре и выигрывает.
Алгоритм этой игры довольно-таки несложен, основывается на числах Фибоначчи. Т.е. при грамотной игре проигрывает тот, кому достаётся число камней, равное одному из чисел Фибоначчи. Но это я понял значительно позже. А на тот момент, похоже, этого не понял ни один капитан, и все играли на интуиции. Я, кстати, до сих пор не понимаю, то ли интуиция меня тогда выручила, то ли просто сыграла свою роль Её Величество теория вероятностей, но я трижды оказался победителем. Да и было-то всего три тура, поскольку капитанов было восемь. В результате наша команда оказалась в числе лидеров. К сожалению, я был уже совсем уже выдохшийся, и в конце меня не хватило даже на решение простенького числового ребуса. Самое обидное, что такие ребусы мне были хорошо знакомы. Но — увы!.. Однако, третье место было тоже почётным, а ко мне даже отнеслись с уважением. Как будто бы я оперативно разгадал алгоритм той самой игры!
Кстати, первое место на КВНе досталось рижанам, а второе — московской школе… то ли № 2, то ли № 57 — опять-таки уже не вспомню.
Ещё одно мероприятие — что-то типа математического утренника. Я там выступил со своими фокусами. Первый был откровенно простой. Устное извлечение кубических корней из натуральных чисел до миллиона включительно. (Существенное уточнение: число, из которого извлекался кубический корень, должно было являться кубом. В противном случае у меня бы почти ничего не вышло.) Второй фокус был более интересен. Кому-нибудь из приглашённых на сцену предлагалось выбрать одно из двух предложенных чисел и мысленно его произносить, а я смотрел в глаза этому человеку и угадывал, какое же из двух чисел он выбрал. Идея заключалась в том, что одно число было совсем короткое, а другое — длинное, и если человек мысленно произносил длинное число, это можно было отследить по невольным движениям его глаз. Задним числом я понимаю, что вполне мог тогда и ошибиться… однако повезло — не промахнулся. На зрителей этот фокус, похоже, произвёл впечатление, и они обозвали моё выступление «сеансом телепатии», что совершенно не соответствовало действительности.
И, наконец, Вечер дружбы. Наше выступление. Вроде все прекрасно знали, что в нашей команде нет ни одной девушки, и тут вдруг — мини-гарем. Зрители за столиками начали потихоньку сползать со стульев от смеха.
Однако, надо же было случиться такому! Наш ответственный за техническую часть (т.е. попросту за магнитофон) малость напутал, и плавная восточная музыка началась не с самого начала. Мы же старательно репетировали движения — и чувствуем, что что-то не так. И «модерновая» музыка, понятно, началась раньше. Как-то мы всё-таки переориентировались… Зрители, наверное, и не поняли, что произошёл сбой, но мы были немножко злые. Что же касается диалога Шахрияра и Шехерезады, это на зрителей произвело гораздо меньшее впечатление.
Наконец, наступило закрытие праздника. Были вручены дипломы и призы, всех поздравили и поблагодарили… Лично мне пообещали попозже выслать два спец-приза — за «показательный доклад» и за пресловутый «сеанс телепатии». Правда, эти спец-призы так и остались в виде обещания. Видно, не судьба была мне их получить.
После возвращения в Москву мы воспользовались предоставленным разрешением на несколько дней съездить домой. (Всё-таки уже начиналась вторая четверть, но для нас было сделано исключение.) Так что немножко мы всё-таки отдохнули.
Потом был выпуск школьной радиогазеты, посвящённый прошедшему празднику, а потом…
потом кому-то из учителей пришла в голову мысль продолжить изготовление многогранников. Далее учителя пришли к такому мнению: 1) следует организовать МАССОВОЕ изготовление; 2) задействовать для этого ВСЕХ девятиклассников; 3) предварительно поручить мне прочитать для намеченных жертв лекцию по изготовлению многогранников.
Отказываться было как-то несолидно, и я подготовил 45-минутную лекцию. Мне были предоставлены в помощь ассистентка и эпидиаскоп. (Фотографии из книги Веннинджера проецировались на экран.) Помню, что лекция у меня прошла не вполне удачно, но и не так, чтобы отвратительно.
Кроме того, надо было распределить «живую силы» по фронтам. Понятно, что некоторые модели сделать можно очень быстро (особенно куб, тетраэдр, октаэдр), а некоторые требуют очень больших усилий. Взять, например, модель № 88 — большой икосоикосододекаэдр — общее число частей поверхности этого многогранника достигает 1232! (Кстати, для его изготовления требуется 76 РАЗЛИЧНЫХ ВИДОВ заготовок!)
Вместе с Анастасией Ивановной Строговой я расписал рекомендации по количеству учеников на каждую модель. Кроме того, выдал предложение предельно жёстко заинтересовать девятиклассников в этой непростой работе: за безукоризненное изготовление многогранника ставить две пятёрки, за невыполнение — два кола.
И работа закипела. Появлялись на свет новые и новые модели. С сожалением должен признать, что я оказался отнюдь не на высоте в качестве консультанта. А девятиклассники, бывало, обращались ко мне с возникающими проблемами. Проблемы были связаны, конечно, не с тем, каким воспользоваться клеем или какие лучше задействовать ножницы, а с тем, как рассчитать размеры и углы в заготовках. Увы, не всегда мне удавалось дать подсказку. Кроме того, фотографии в книге Веннинджера не отличаются хорошим качеством (при том, что все они — чёрно-белые), и порой приходилось домысливать некоторые нюансы.
Так или иначе, процесс изготовления продолжался. Как-то мне встретился Женя Антонов с компанией, надо полагать, своих одноклассников. Показав в мою сторону пальцем, он произнёс: «У-ууу! Виновник всех наших несчастий!»
Однажды Анастасия Ивановна показал мне модель, восхитившую нас обоих. Это была шестнадцатая звёздчатая форма икосододекаэдра, № 63. Многогранник этот состоит из 12 объёмных пятиугольных звёзд, соединённых друг с дружкой только в точках — концах лучей. Так вот, эта модель была изготовлена из металла. По правилам, конечно, грани должны быть раскрашены определённым образом. Никакого раскрашивания не было, просто металлическая поверхность, но мы решили, что так оно, пожалуй, и лучше. Концы звёзд были соединены очень-очень аккуратно. Уж сваркой тут воспользовались или паяльником — но чувствовался профессионализм. И понятно было, что наверняка не сам ученик это сделал, а отец его или кто-то ещё, но уж так красиво выглядела эта модель, что мы дружно решили: да, за такое надо ставить две пятёрки.
К сожалению, я совсем не помню, чем тогда завершилась эта эпопея: сделаны ли были все 119 моделей или была изготовлена гораздо более скромная часть. Но 3 года спустя я узнал, что дело многогранников было продолжено, и весьма интересным образом. Продолжил его Миша Гринчук, выпускник 1981 года. (Кстати, недавно я наткнулся на упоминания про него у Веры Сергеевны Лагутенко.) Но он поступил намного круче. Он поставил перед собой задачу выяснить, перечислил Веннинджер ВСЕ однородные многогранники или, может, существуют ещё какие-то, не открытые ранее.
У меня была маленькая встреча с Гринчуком в 1982 году. Я, конечно, полюбопытствовал насчёт его изысканий, и он рассказал, что написал программу для выяснения этого вопроса, программа выдала некие результаты… но для интерпретации этих результатов понадобилась ещё одна программа. Опять-таки уже не помню, то ли он на тот момент сделал эту программу и получил результат (что других однородных многогранников, помимо тех, что описаны у Веннинджера, не существует), то ли только дорабатывал её.
Это, пожалуй, всё, что я на данный момент помню о создании в интернате коллекции многогранников. Ну, а свою личную коллекцию из 16 моделей, которой уже исполнилось 35 лет, я до сих пор бережно храню. Иногда показываю своим ученикам. Предлагаю, например, найти отличия между двумя курносыми кубами (как я уже упомянул выше, каждый из них является зеркальным отражением другого, но не все это замечают) или посчитать число граней тетрагемигексаэдра (насчитывают обычно 16 вместо 7).
На сайте, посвящённом 50-летию интерната, я обнаружил несколько фотографий учеников на фоне многогранников, это и вдохновило меня взяться за скромные (и немножко нудные) мемуары.
Следующая часть (если меня на неё хватит) — «Культурная жизнь».
Воспоминания Александра Шишкина (1979Д).
Часть 2. Культурная жизнь.
Как говорится, не математикой единой жив человек. Была даже шутка насчёт альтернативной расшифровки аббревиатуры ФМШ — футбольно-музыкальная школа. Да, были и всякие спортивные секции, и независимо от этих секций футбол (помню, однажды мои одноклассники не захотели прекратить игру под проливным дождём (!)), и всякие упражнения на турниках, и походы, и даже военные сборы (по части НВП).
Но я всё-таки оставлю в стороне спортивно-физкультурную тему. Итак, культурная жизнь.
Условно её можно разделить на: 1) собственную художественную самодеятельность, 2) выступления на сцене интерната приглашённых известных личностей, 3) наши выезды на концерты, спектакли…
По 3-му пункту я помню совсем мало. Был концерт в Кремлёвском Дворце съездов, была опера «Так поступают все женщины» в Большом театре, были посещения Третьяковской галереи, кинотеатров, наверняка чего-то ещё. Как правило, ездили классом или большой частью класса, и возила/водила нас обычно Раиса Александровна Токарева, наша классная руководительница.
У меня отложилось в памяти другое мероприятие — посещение образцовского кукольного театра. (Тогда он назывался «под руководством С.В. Образцова», а теперь — «имени С.В. Образцова».) Организовала это посещение Анастасия Ивановна Строгова, которая руководила школьным кукольным театром. Ей как-то удалось договориться с администрацией театра Образцова, и для нас провели экскурсию-лекцию, так что мы посмотрели на уровень мастеров.
А ещё в том же театре посмотрели спектакль «И-го-го». На меня он произвёл впечатление в первую очередь даже не уровнем постановки, а… я бы сказал, политической смелостью. Некоторые моменты этого спектакля я воспринял как откровенное пародирование Брежнева! Причём пародирование буквально одним словом: «Товарищи!» Легко узнаваемая дикция генсека! До сих пор не понимаю, как цензура в те времена могла это пропустить.
Однако перейду ко 2-му пункту — выступления гостей.
Выступлений было немало.
Сергей Никитин, в частности, уделил внимание ежам, спев про резинового ёжика.
Юрий Визбор (которого, помнится, Вера Сергеевна Лагутенко представила как своего однокашника) не только пел, но и рассказывал немало баек. В частности, весьма забавные подробности съёмок фильма «Красная палатка». Кстати, он ещё выдал такую фразу, что его, дескать, приглашали только на роли интеллигентных личностей. Тут же из зала прозвучала язвительная реплика: «Например, Бормана?!». «Например, Бормана» — не моргнув глазом, ответил Визбор. А перед исполнением своей знаменитой песни «Милая моя» поставил условие — чтобы зал непременно подпевал. Условие, конечно, было выполнено.
Из концерта Александра Суханова у меня отложилась в памяти лишь его знаменитая «Зелёная карета».
Ещё отложилось выступление Евгения Моргунова с какой-то его коллегой. Они вдохновенно читали со сцены «Алые паруса». Я спрашивал потом у своих одноклассников — не помнят они такое выступление. Уже сильно засомневавшись, набрал в поисковике «Евгений Моргунов Алые паруса» и обнаружил, что Моргунов, оказывается, снимался в этом фильме. Так что, наверное, память меня в данном случае не подвела.
Ещё один артист, которого я не запомнил, читал «До третьих петухов» Шукшина.
Были и выступления не столь известных личностей и коллективов.
Например, выступления агитбригад. Я немножко запомнил выступление агитбригады географического факультета. Они, в частности, изображали средневековых студентов. И показывали, с каким упорством эти студенты занимались попрошайничеством. Демонстрировали это публике в актовом до тех пор, пока кто-то не подал им на пропитание. После этого уже перешли к другим номерам
Наконец, перехожу непосредственно к художественной самодеятельности интернатовцев. Моя скромная память позволит выдать лишь очень скромную часть того, что было. А было — ну, очень много чего.
Например, было немало гитаристов. Кто-то играл на пианино, которое стояло в актовом зале. Кто-то выступал с прозой. (Лично я выступал с какими-нибудь шуточными сценками.) Кто-то читал стихи. Мой одноклассник Игорь Чекмарёв оказался в этом плане самым крутым — он прочитал со сцены поэму Маяковского «Флейта-позвоночник» — целиком и без единой запинки. Временами ставились сценки из каких-нибудь пьес. Например, из того же Маяковского.
Бывало и что-нибудь откровенно дурацкое. В новогоднюю ночь (встречали 1978-й год) я в спортзале показал псевдоэквилибристический номер со стульями. Один стол ставился на другой, сверху два стула, и на них ещё три стула в высоту. Я тогда залез на самый верхний стул, сел на него и попытался выдать некую юмористическую сценку. Помню ещё устремлённый на меня задумчивый взгляд директора… А стоящие внизу почти ничего и не слышали из-за сильного фона. Ведущий в это время кричал в микрофон: «Кажется, он просит, чтобы ему кинули ещё один стул! Не бросайте! Вы можете промахнуться!» Да, воистину дурацкое выступление!
А вот кукольный театр — это гораздо интереснее. Я уже упоминал про Анастасию Ивановну Строгову — именно она была вдохновителем и руководителем. Увы, не могу сейчас вспомнить всех участников. Кого помню: мои одноклассники Вадик Перетрухин, Гена Домников, Ира Горелова, Таня Селюнина; из параллельного класса «А»: Игорь Огородник и Гена Логванёв.
Один из наших спектаклей назывался «Да простит нас Андерсен!». Снежная Королева соблазнила Кая какой-то математической задачей, и в результате он оказался в её владениях. А Герда, как полагается, отправилась на его поиски. Далее начинались приключения, напоминающие те, что описаны Андерсеном, но со своим нюансами. Например, Ворон и его жена — выпускники ФМШ. На вопрос Герды о том, что же такое эвольвента, Ворон важно отвечает: «Эвольвентой к данной кривой называется такая кривая, по отношению к которой данная кривая является эволютой.» Прибалдевшая от такой учёности Герда уже не решается спросить, что такое эволюта. Заодно, кстати, каким-то образом всплывает многогранник, сделанный Борей Шавловским, который обзывают «девятой звёздчатой формой икосаэдра». Ну, а Кая, в конце концов, удаётся найти. Оказалось, что Снежная Королева поместила его в ФМШ! Кстати, и сама она буквально на несколько секунд показывается зрителям. Но уже не в виде куклы, а в виде Тани Селюниной — красы нашего класса и школы.
Кстати, хождения Герды по интернату слегка напоминают её хождения по королевскому замку в известном мультике. Разумеется, со своими нюансами. Например, начинается какой-то кавардак (среди ночи!), после чего небольшая фигурка почти жалобным голосом произносит: «Это «старики» готовятся к зачёту!» и падает в обморок. Раздаётся комментарий Ворона: «Это дежурный учитель»… И что-то ещё из особенностей интернатовской жизни.
Другой спектакль был посвящён тяжёлой жизни двух привидений в нашем интернате. Вообще-то привидения у нас не водились, поэтому пришлось их придумать. Звали их Кровавая Мэри и Кефирный Джо. А почему жизнь у них была тяжёлая? Так нормальные привидения должны пугать людей, а эти сами тряслись от страха в результате всяческих выходок интернатовцев. После очередной выходки бедняга Джо даже начал заикаться со страшной силой, за что его переименовали в Дискретного Джо. Он был обижен этим, а Мэри его успокаивала: «Но ведь Дискретный Джо — это звучит гораздо солиднее!»
Мы решили в этом спектакле обыграть одно известное явление. А именно. Каждый интернатовец должен был до завтрака выбегать на зарядку. Перед выходом из вестибюля наружу он должен был в специальной тетради поставить палочку — дескать, вот, сегодня ещё один ученик такого-то класса вышел на зарядку. Потом школьное руководство анализировало, какой класс более дисциплинированный, какой — менее. Так вот, многие интернатовцы щедро ставили палочки, что называется, «за себя и за того парня».
В спектакле мы обыграли это диалогом двух классных руководительниц. Звучало примерно так:
— Ну, мои сегодня совсем обленились. На зарядку вышли только 18 человек. А вот твои — молодцы, — все 39, как один, на зарядку вышли!
— Да что ты говоришь?! Как 39?! Да у меня их всего только 30!
Этот маленький диалог мы записали на магнитофон, чтобы в нужный момент выдать зрителям, безо всяких кукол. И надо же было такому случиться, что Логванёв, который отвечал за магнитофон, допустил какую-то ошибку, — диалог не прозвучал. Мы тогда, конечно, были очень недовольны, однако ж кто из нас не ошибается?!
Наконец, ещё один спектакль был посвящён созданию ФМШ. Идею мы позаимствовали из «Божественной комедии» в том же театре под руководством С.В Образцова. Но в нашей версии создавался не первый человек, а наш интернат. Роли Ангела, Плохого Ангела (иначе говоря, Демона) и Бога были не кукольные, а человеческие. Но и куклы, само собой, тоже использовались. Ангела играл Вадик Перетрухин, Демона — Игорь Огородник. Подходящего Бога у нас, как видно, не оказалось, — Анастасия Ивановна пригласила на эту роль своего бывшего ученика, который был уже студентом.
Обыгрывалось много чего, вплоть до ежей. Т.е. первая попытка создать ФМШонка была неудачной — вместо человека получился ёж. Звучала фраза: «Ой! Оно колючее!» Далее артист (это как раз был я) с шапочкой в виде ежа медленно поднимался во весь рост и под песенку Никитиных о резиновом ёжике важно уходил в здание ФМШ.
Вспоминаю, как я один раз лопухнулся. Мы тогда ставили этот спектакль в ДК МГУ. Я, вместо того, чтобы протянуть Богу ежовую шапочку, протянул куклу ФМШонка-человека. Бог машинально взял ФМШонка, бросил на меня сердитый взгляд, вернул мне ФМШонка, и через секунду я дал ему ежовую шапочку. А дальше уже всё пошло по плану: «Ой! Оно колючее!» и т.д. Наверное, зрители не очень-то поняли, что был допущен ляп.
Припоминаю ещё один курьёз, связанный с этим же спектаклем. Огородник-Демон должен был, согласно сценарию, немножко хулиганить. В какой-то момент он пнул что-то на сцене, и одновременно что-то случилось с плафоном над сценой — то ли он лопнул с громким звуком, то ли грохнулся на пол… Ну, случаются изредка такие вот маловероятные совпадения. Но публика, очевидно, решила, что это специально подстроено, и потом долго думала, как же мы организовали такой эффект.
Когда я был уже в 10-м классе, появился профессиональный режиссёр — Геннадий Гаврилович Кирьяненко — и в интернате появилась театральная студия.
Вообще-то была ещё одна театральная студия, которой руководила какая-то молодая дама. Был даже поставлен, и, на мой взгляд, довольно неплохо, спектакль «Питер Пэн». Если не ошибаюсь, это было в 1977/78 учебный год, т.е. когда я был девятиклассником. Но, к сожалению, я совершенно не могу вспомнить эту женщину.
Наша студия — во главе с Геннадием Гавриловичем — тоже внесла свою скромную лепту в историю интерната. Почему я употребил местоимение «наша» — да потому, что принял активное участие в её деятельности. И не жалею об этом.
Наш руководитель получил, что называется, за глаза, кличку «Геныч». Лично я эту кличку не использовал, скорее уж называл его за глаза просто по фамилии, а здесь буду использовать инициалы.
Итак, ГГ отличался даже внешне — у него не было правой руки. (Здоровался он, соответственно, левой.) Но он был очень энергичный и импульсивный.
ГГ чуть ли не с самого начала решил выяснить, кому из нас недостаточно легко даётся общение с представителями противоположного пола. Таковые нашлись, в том числе и я. Для них (вернее сказать, для нас) были назначены шефы. Для меня и кого-то ещё шефиней была назначена девятиклассница Лариса Демешок, к которой, кстати, были неравнодушны многие интернатовцы. Лариса тогда как раз заболела, и мы приходили к ней в изолятор, просто болтали, но при этом как бы выполняли поставленную задачу — научиться непринуждённо общаться с девушками. Кончилось тем, что нас всех (включая Ларису) выгнали из изолятора. При том, что даже никакого намёка на «аморалку» и в помине не было.
ГГ учил нас азам театрального мастерства: обмороки, пощёчины (театральные и эстрадные) и пр., но далеко не только этому. Немало времени уделялось, например, литературе. Кстати, если ГГ читал нам какие-нибудь стихотворения или кусочки поэм, он совершенно не комплексовал по поводу изредка встречавшейся ненормативной лексики, выдавал как есть. Он и нас фактически учил не комплексовать. (Разумеется, не в том смысле, чтобы выражаться матом.)
И он выдавал немало интересных утверждений, которые мы, конечно, могли оспаривать. Вот пример. «Интеллигент — это человек, который постоянно недоволен собой.» Я тогда сразу же возмутился и упомянул пьяницу Мармеладова из «Преступления и наказания». Его тоже считать интеллигентом?!
«Да, — ответил ГГ, — Мармеладов, конечно же, интеллигент.» Я задумался и прикинул, что, пожалуй, что-то в этом есть.
Разбирались многие ситуации из жизни и литературы. Мы должны были не только анализировать, но во многих случаях и разыгрывать действия.
ГГ познакомил нас с терминами «пристройка сверху», «пристройка снизу», «сверхзадача» и др., которые мы тоже осваивали и в теории, и на практике.
Методы и стиль ГГ нравились не всем. Четверо моих одноклассников решили покинуть студию. Уже упомянутые мною энергичность и импульсивность ГГ воспринимались ими негативно, они и называли его за глаза не Геныч, а Жабон, лично меня это немножко коробило. Что ж, они сделали свой выбор, а большинство всё-таки осталось.
Надо было выбрать пьесу для спектакля. Было предложено немало разных вариантов. Под конец остановились на двух: «Они и мы» Натальи Долининой и «Прощание в июне» Александра Вампилова. Голосованием выбрали Вампилова.
ГГ запретил нам до нашей премьеры смотреть этот спектакль в каком-либо театре — позже я узнал, что это характерный приём режиссёров и артистов. При этом мы, конечно, досконально разбирали все сцены пьесы. Придумали и сверхзадачу: «Будьте страстны!»
Взахлёб репетировали. ГГ время от времени задействовал своего помощника. Уже не вспомню, исполнял ли он попутно какую-то небольшую роль в спектакле. На репетициях, бывало, присоединялся к нам, например, за столом на студенческой свадьбе.
Кстати, о свадьбе. И в кукольном театре, и в театральной студии я по совместительству был ещё и заведующим реквизитом. И вот встал вопрос о свадьбе, которая предусмотрена почти в самом начале спектакля. Поступили таким образом. Мы насобирали на территории интерната множество консервных банок (пустых, разумеется), я их тщательно простерилизовал, и далее они использовались на свадьбе. Не помню, что именно мы в них клали. Наверное, что-то типа картофельного пюре или макарон, позаимствованных в столовой.
Однако, нужно было распределять роли. ГГ старался учитывать пожелания артистов, но при этом, конечно, учитывал, кто на что тянет.
Я понимаю, что сейчас эта пьеса вообще мало кому знакома, но справедливости ради назову хотя бы тех, кого пока ещё помню.
Итак, Колесов (главная мужская роль) — мой одноклассник, красавец Боря Шавловский; Таня (главная женская роль) — красавица-девятиклассница Таня Лопата. Далее — уже менее подробно. Вася Букин — Игорь Троянов, Маша — Лариса Демешок, Гомыра — Коля Семёшин, Репников (ректор) — Паша Груздев, Репникова — Наташа Кондрашова, Строгая — Эля Якутова, Фролов — Витя Аршинов (но тут я уже вполне могу ошибаться), Милиционер — Ильгиз Шарипов. В роли ещё одной студентки была Таня Киселёва.
Автор этих строк хотел изображать Репникова. Видно, очень хотелось играть в паре с Наташей Кондрашовой. И биографию более-менее подробную придумал. Однако не потянул на роль ректора. Пришлось изображать Золотуева, 58-летнего старика, страдающего грудной жабой.
Как-то ГГ приехал с гримёршей, которая поработала над нашим внешним видом. Кого-то просто слегка состарила, мне ещё и бороду с усами наклеила. Прогулялись в таком виде по учебному корпусу, произвели впечатление на окружающих.
Продолжали усердно репетировать. И в актовом зале, и (мелкие сцены) в учительской, в классе… Ближе к премьере провели генеральную репетицию, про которую ГГ говорил, что она даже важнее премьеры. Потому что на премьере решается вопрос, быть или не быть позору, а на генеральной репетиции — быть или не быть спектаклю. Вопрос со спектаклем решился положительно.
Премьера прошла «на ура». Не сказать, что «без сучка и задоринки». Были кое-какие мелкие сбои. Например, один из персонажей от волнения перепутал пару фраз — произнёс их не в том порядке. В конце одной из сцен свет был выключен на несколько секунд раньше, чем следовало. Кстати, в тот самый момент Милиционер взялся за кобуру пистолета… и зрители из-за преждевременного выключения света не увидели, что он достал из кобуры сигареты. Однако похоже, что зрители не очень-то обратили внимание на эти маленькие огрехи.
Более существенно то, что в отдельные моменты публика смеялась там, где это нами не предполагалось. Ну, что поделаешь, всё-таки это был наш первый опыт!
Сразу после премьеры — кратковременная эйфория. Ведь получилось же! Мы прямо-таки обнимались и говорили друг другу, что сыграем ещё и ещё!
Однако, не судьба. Тогда был конец учебного года, нависли экзамены, а в следующий учебный год ГГ провёл не более нескольких занятий с обновлённым составом театральной студии, затем администрация школы решила прекратить с ним сотрудничество.
В последующие годы у нас была пара встреч, по понятным причинам в неполном составе, а далее разъехались и разлетелись. Кто-то в Штаты, кто-то в Австралию… Большинство вроде бы осталось в России, но, видно, воспоминания давно ушедшей юности уже не столь сильны, чтобы по этому поводу организовывать встречи десятки лет спустя.
Приношу извинения за то, что мои воспоминания культурной жизни интерната получились весьма однобокими. Может, кто-то выдаст свои воспоминания — например, про спектакль «Питер Пэн» или про что-ещё.
P.S. В 2014 году на праздновании Дня рожденья интерната я наткнулся на брошюру с воспоминаниями В.Ф. Пахомова. Но эти воспоминания по сравнению с моими оказались гораздо более интересными и, я бы сказал, насыщенными. Заодно я понял, что не входил в те 10-15 процентов учеников, которые, по выражению Валерия Фёдоровича, «имеют гуманитарный слух». Более того, у меня в памяти как-то даже не отложились вечера «При зелёной лампе». В отличие от упомянутых Пахомовым сотрудников банка (выпускников интерната), я помню, хоть уже и не очень хорошо, уроки алгебры, которые он проводил на пару с А.И. Строговой.
Увы! Это ещё раз подтверждает однобокость моих воспоминаний, которые если и могут показаться интересными, то лишь узкому кругу лиц. Тем не менее оставляю этим воспоминаниям право на существование.
Воспоминания Александра Шишкина (1979Д).
Часть 3. Развлечения.
Конечно, культурную жизнь тоже можно (хоть и с некоторой условностью) отнести к развлечениям, но её я уже, как мог, описал, так что не буду повторяться.
А развлечения были очень разные — от примитивных до весьма утончённых.
Например, снималась у шкафа дверца с зеркалом, и крупногабаритный солнечный зайчик направлялся на учебный корпус. Как-то ненароком попали зайчиком в кабинет директора. Помнится, была даже по этому поводу небольшая разборка.
Бывало, что мы ночевали на крыше. И нам было вполне комфортно. Тем более, что никто нас на этом не поймал. Хотя потом был скандал из-за того, что кто-то вышел на крышу, и его там заметили.
А впервые я услышал о развлечениях в интернате, ещё учась в летней школе в Пущино. К классу, в котором я тогда учился, были прикреплены три аспиранта (а, может, это были студенты, уже не помню), и один из них, Слава Доста, любил играть то ли на баяне, то ли на аккордеоне.
Однажды во время его игры в комнату зашёл Арон Давидович Грушкин (физрук) и, посмотрев на Славу, воскликнул: «Так это был ты?!!!» «Да, я» — ответил Слава.
Выяснилось следующее. Когда Слава учился в интернате, наблюдалось загадочное явление. В полночь в одном из жилых корпусов громко звучали звуки гимна СССР. Весьма оперативно туда прибегали дежурные («ночники»), но никакого криминала уже не обнаруживалось: все ученики мирно спали или, по крайней мере, старательно изображали из себя спящих. Были попытки найти и изъять музыкальный инструмент, но найти никак не удавалось.
И вот, сколько-то лет спустя, Арон Давидович всё-таки узнал, кто был героем тех событий. Но уже не наказать за сроком давности!
Полуночная тема получила скромное продолжение в моё время. Перед встречей 1979-го года мои соседи по комнате (они же одноклассники) предусмотрели шампанское. Понятно, что это традиционный новогодний напиток, но формально все алкогольные напитки по запретом. Как перестраховаться? В ночь на 31-е декабря (почти в полночь) один из моих соседей врубил электричество (которое отрубалось в 23 часа), а другой, таким образом, смог записать на магнитофон бой курантов и гимн.
31-го декабря, за 10 минут до полуночи, к нам в комнату вошла дежурная учительница, посмотрела на наш накрытый стол и как бы в шутку предложила: «Ну, доставайте уже шампанское!» Дескать, понятно, что оно тоже имеется. Кто-то начал ей отвечать: «Да ну, что вы, какое шампанское?!..» И тут по местной радиосети раздался бой курантов. Учительница судорожно посмотрела на часы. Она не понимала, чему верить: собственным глазам или собственным ушам. Решила поверить ушам и побежала в учебный корпус, где, надо полагать, тоже был накрыт стол. После её бегства шампанское переместилось из тайника на стол. Чуть позже наши умельцы возобновили нормальную работу радиосети, и правильный бой курантов мы тоже послушали.
Многие потом пытались вычислить организаторов этой новогодней шутки, но мы не раскрывали секрет.
Однажды я услышал легенду про какого-то ежа, который якобы так укладывался на кровати, что кровать казалась пустой и заправленной. Мне это показалось интересным. Я нашёл бесхозную крышку от ученического стола и приспособил её к своей койке так, что эта крышка была на одеяле, на крышке лежали покрывало и подушка, а сам я, как полагается, лежал под одеялом. Кровати были «панцирные», так что тело основательно проваливалось, и снаружи создавалась полная иллюзия того, что койка пустая.
Первый эксперимент провели на Анастасии Ивановне Строговой, когда она была дежурным учителем. Вскоре после отбоя она заглянула к нам в комнату, посветила фонариком на кровати и обнаружила одну пустую. На её резонный вопрос «Кого нет?» последовал ответ: «Шишкин опять ноги моет.» И вдруг раздался мой голос: «Неправда, я уже в постели!»
Анастасия Ивановна задумчиво подошла к моей кровати, посмотрела повнимательнее: пусто. Она нагнулась и посветила под кроватью. Но под кроватью меня тоже не было. Как говорится, кто ищет, тот всегда найдёт. Я всё-таки был найден; от переизбытка эмоций Анастасия Ивановна потрепала мне волосы и удалилась с чувством выполненного долга: она ведь убедилась, что все обитатели нашей комнаты на месте. Потом мы провели ещё пару экспериментов, на других учителях, но это было уже не так интересно.
Однако, пора уже рассказать о более утончённых развлечениях, связанных с моим одноклассником Димой Моторовым. Кстати, с ним я год сидел за одной партой перед поступлением в интернат и потом год после поступления. Ещё это связано с Владимиром Натановичем Дубровским, про которого я ранее уже упоминал.
Дубровский читал нам лекции по геометрии и чуть ли не на каждой лекции предлагал какую-нибудь интересную задачу для самостоятельного решения. Тот, кто успешно решал эту задачу (и, разумеется, предъявлял своё решение), получал пятёрку.
Как-то Дубровский предложил очередную задачу. На доказательство. Он же (в паре с В.В. Никулиным) вёл уроки в нашем классе. И вот на уроке Дима Моторов подозвал его и показал опровержение задачи. Т.е. то, что требовалось доказать, по Диминому рисунку оказывалось неверным. Дубровский, мягко говоря, был в состоянии лёгкого шока. Он прекрасно знал, что утверждение верное, что оно доказывается… Пока Никулин продолжал вести урок, Дубровский минут 5 стоял возле нашей парты, вертел в руках рисунок и пытался сообразить, что же здесь не так. В конце концов, он сделал собственный рисунок, и только тогда понял, в чём подвох, т.е. что именно на Димином рисунке было изображено некорректно. И на весь класс торжественно прозвучало: «Моторов изобличён!!!»
Это была не последняя шутка моего одноклассника. Дубровский тогда вёл ещё спецкурс по теории вероятностей. А я ходил на этот спецкурс. И Дима подсунул мне пару каверзных задач по теорверу. (Наверное, сам их придумал, но утверждать не могу.) И уговорил меня предложить эти задачки Дубровскому.
Ну, первая была ещё умеренно пакостной — про бросание хорды на окружность. Дескать, какова вероятность, что при случайном бросании хорды на окружность длина этой хорды будет больше (или меньше — не столь важно) стороны правильного треугольника, вписанного в эту же окружность? Пакость заключалась в том, что ответ зависел от способа «бросания» хорды.
Вторая задачка была вообще убойная и звучала примерно так. Вероятность того, что в какой-то момент (точнее, малый промежуток) времени дельта t рак на горе свистнет, равна p. Полагая, что всего на Земле n раков и m гор, найти вероятность того, что в какой-то момент времени дельта t ровно два рака, поднявшиеся на две разные горы, свистнут.
Не помню, как Дубровский справился с первой задачкой, но вторая оказалась для него проблемной. Он потел, краснел… То говорил, что тут делать нечего, то заявлял, что задача явно некорректная и надо уточнять условие. Каюсь — пару раз я вёл себя совершенно бестактно — не мог сдержать смех. А Дима, такой вот садист, втихаря прогуливался возле «аквариума», в котором происходила эта сцена, и хихикал. Наконец, Дубровский заявил, что задача, действительно, некорректная, и настоятельно предложил мне затребовать «у человека, предложившего эту задачу», более корректное условие.
Этими воспоминаниями я ни в коем случае не хочу принизить уровень Дубровского в математике. Я хочу всего лишь отметить математический талант Димы, который мог довести чуть ли не до ступорного состояния даже такого крутого математика, как Дубровский.
Лет 35 спустя я предложил эти две задачи на одном из чатов дистанционных репетиторов по физике и математике. С первой (про хорду) никто не справился, но хотя бы наблюдалось активное обсуждение. Но когда я выдал задачу про раков — установилось прямо-таки гробовое молчание. Похоже, вообще никто не рискнул даже подступиться к этой задачке. Ну, а я — коли уж предложил — всерьёз напрягся и наконец-то решил её. И для этого как раз-таки пришлось внести маленькое уточнение.
На 50-летии интерната я встретился с Владимиром Натановичем и, в частности, извинился за то, что много лет назад подложил ему такую свинью.
А Дима Моторов, увы, умер в 1994 году. Как будто по злой иронии судьбы, умер от рака.
Были и другие, не столь пакостные, шутки над учителями. Однажды несколько интернатовцев старательно нарисовали денежную купюру, похожую на советскую трёхрублёвку. Она была очень похожа по дизайну, но… вместо номинала «3 рубля» был проставлен номинал «Пи рублей». Я не был свидетелем этой сцены, мне лишь рассказывали потом, как эти ребята подкинули пи-рублёвку молодой учительнице, когда та проходила по какому-то коридору. Учительница, увидев у себя под ногами купюру, первым делом оглянулась по сторонам. Никого не заметив, она подобрала купюру и пошла дальше. Тут ребята остановили её и попросили вернуть деньги. Заодно объяснили, что это вовсе не трёхрублёвка. Учительнице было чертовски жаль расставаться с купюрой. Причём если бы это была настоящая трёхрублёвка, её было бы не так жалко.
Были и ещё развлечения на тему числа Пи. Один из моих одноклассников доказывал другому, что Пи в квадрате численно равно ускорению свободного падения. Разговор происходил примерно в таком стиле.
— Ну, как ты не понимаешь таких простых вещей?! Вот вспомни, например, как можно получить значение Пи статистическим методом?
— Статистическим?.. А, это бросанием иголки, что ли?
— Именно! Ежу понятно, что результат падения иголки должен зависеть от ускорения свободного падения! Вот представь себе, если вдруг g будет равно нулю, отразится это на падении иголки или нет?
— Так иголка же тогда вообще не упадёт?
— Вот, соображаешь! То есть Пи от g ещё как зависит! Теперь давай рассуждать дальше. Земля ведь у нас не идеально круглая?
— Не идеально. Немножко сплюснута там, где полюса.
— Так, прекрасно. Давай проведём сечение через эти полюса, и что тогда получим?
— Ну, приблизительно эллипс.
— Конечно, эллипс. И если длину этого эллипса разделить на расстояние между полюсами, это будет больше или меньше, чем отношение длины окружности к её диаметру?
— Явно больше.
— А теперь скажи: где g больше — на полюсе или на экваторе?
— На полюсе, конечно.
— Ну, теперь осознал взаимосвязь? То есть и получается совершенно чётко по формуле Пи квадрат=g. Убедился?
В конце концов, жертва розыгрыша вроде и в самом деле поверила в то, что ей старательно доказывали. Видно, подзабыв, что Пи — это константа, которая не может меняться ни при каких обстоятельствах.
Вспоминаю и другие забавные ситуации. Однажды Раиса Александровна Токарева, наша классная руководительница, решила организовать что-то типа генеральной уборки в наших комнатах и вроде бы ещё в коридоре. Не всем это пришлось по душе, и трое моих одноклассников решили спрятаться от неё: один под кроватью и двое в шкафу.
Я оказался свидетелем необычной сцены. Раиса Александровна вбегает к нам в комнату, весьма недовольная, и почему-то первым делом направляется к шкафу, раскрывает его… и оттуда в самом буквальном смысле вываливаются два человека. Лично я на её месте испытал бы небольшой шок. Она же как будто и не заметила их выпадения из шкафа, и просто набросилась на них с упрёками в том, что они отлынивают от работы (а не в том, что ещё и откровенно прячутся). Она ушла, забрав их с собой. Тут не выдержали нервы у третьего. Он выскочил из-под кровати и убежал искать более надёжное убежище.
Были и откровенно нехорошие развлечения. Бралась краска-серебрянка, перемешивалась с марганцовкой. Получался скромненький такой взрывпакетик. К нему ещё делался запал из спичечных головок. Лично я к этому отношения не имел, но помню, что дело было тонкое. Крайняя спичечная головка поджигалась, и пакет с опасным содержимым незамедлительно выбрасывался в окно. Обычно это делалось в бытовке. Поскольку мы жили на 4-ом этаже, взрыв происходил примерно на уровне 2-го. Так как запал срабатывал не всегда, к пакету предварительно привязывалась нитка — чтобы в случае неудачи не бежать вниз, а просто вытянуть пакет обратно и более аккуратно организовать запал.
Один раз, помнится, пострадало окно 2-го этажа, и рассерженные ежи поднялись к нам выяснять отношения. Мои одноклассники, однако, решительно отрекались от своего деяния, а ежи не могли доказать, что взрывпакетик вылетел из окна именно 4-го этажа, а не 3-го.
Гораздо более интеллигентным развлечением был КВН. (Хотя это можно считать частью культурной жизни, но условно отнесу к развлечениям.) Это было состязание между командами «стариков», «новичков» и ежей. Последнее слово уже настолько привычно, что не беру его в кавычки, в отличие от первых двух. Я тогда был в 10-ом классе и, соответственно, выступал за команду «стариков». Запомнились два момента. Первый — надо было изобразить пародию на каких-нибудь двух учителей. Мы тогда остановились на Козлове (он читал лекции по матанализу) и Дубровском. (Ну, прямо-таки многострадальный Владимир Натанович!). Не помню, что придумали на тему Козлова, а с Дубровским решили поступить так. Он иногда немножко опаздывал к началу лекций… И вот пародист должен был изобразить лектора, вбегающего в актовый зал с громкой фразой: «Этот транспорт ходит каким-то стадным образом!» И далее пояснение: «Четвёрками, четвёрками!» Имелось в виду нерегулярность движения автобусов — то один за другим, то длительное отсутствие. Потом пародист должен был выдать ещё что-то… Беда в том, что пародировать обоих лекторов поручили мне. Я даже попытался немножко настроиться. Но, к большому моему счастью, этот номер почему-то не состоялся. То ли ведущие про него забыли, то ли была какая-то другая причина… Но я, хоть и немножко задним числом, осознал, что на пародиста явно не тяну и что пародии получились бы совершенно бездарные.
Вот с другим КВНовским заданием получилось явно лучше. Нужно было доказать пословицу «На зеркало неча пенять, коли рожа крива». Мы поступили очень просто. Сначала аксиома: «Каждая рожа кривая!». И вопрос залу: «Кто с этим не согласен?» Помнится, поднялся Сергей Кучеров из параллельного класса: «Я не согласен!». И тут же ему риторический вопрос: «Ты что, хочешь сказать, что у тебя абсолютно плоское лицо?» И далее уже очевидные рассуждения: коли так, то зеркало вообще не виновато ни в каких грехах.
Помнится, мы тогда заняли первое место.
Вернусь немножко назад. Ближе к концу 9-го класса нас, из-за начавшегося на нашем этаже ремонта, временно переселили в изолятор. Помнится, переселили часть нашего класса и часть Г-шников.
Приключения в изоляторе в немалой степени были связаны со старушкой-уборщицей, которую за глаза называли бабкой Женькой, а иногда — «седой девушкой». Характер у этой старушки был не сахарный. Она злобно объявляла нам, что туалет в изоляторе — только для врачей и для больных, а всем прочим вход туда запрещён. Однако к ближайшему туалету идти было далековато, и мы пытались нелегально пользоваться тем, который в изоляторе. В свою очередь, бабка Женька старалась проявлять бдительность. Стоило только кому-нибудь из нас зайти в туалет, как она появлялась не пойми откуда и начинала дубасить в дверь с криками «ОТКРОЙ!!! ОТКРОЙ!!!». Бедная жертва вынуждена была, забыв на время про свои естественные потребности, открывать дверь и получать шквал жутких эмоций: «Туалет — только для больных и для врачей!!!» Один из Г-шников, на свою беду, успел начать в туалете большое дело и по этой причине недостаточно оперативно открыл дверь. Как я слышал (сам не был свидетелем), разгневанная бабка Женька его побила.
Кто-то из моих одноклассников, возмущённый таким произволом, решил отомстить. Он то ли с помощью швабры, то ли как-то ещё — заблокировал дверь в туалет. Т.е. снаружи создавалось чёткое впечатление, что дверь заперта изнутри. Бабка Женька орала и долбилась в дверь, пока не сломала её. Кто-то тогда откровенно злорадствовал, а мне было немножко жаль старушку с неуравновешенной психикой. Но «туалетные» гонения на нас всё равно продолжались.
В самом конце 9-го класса у нас было что-то типа военных сборов. Наш военрук, а точнее, учитель НВП, Авдеев (кажется, Михаил Григорьевич, но точно не помню), по прозвищу Полкан (поскольку он имел воинское звание подполковник), требовал, чтобы на утреннее построение мы являлись уже через пару минут после звонка. Это было не совсем просто, но! мы же всё ещё обитали в изоляторе! А изолятор располагался на 1-ом этаже корпуса А. И мы решили, что гораздо оперативнее воспользоваться окном изолятора, от которого до места построения буквально 10-15 метров. Авдеев засёк меня и ещё человек пять, когда мы выскакивали из окна. Он потребовал, чтобы конкретно я представил ему список нарушителей. Слово «нарушители» не было произнесено, но явно подразумевалось. При том, что он сам всех увидел и, конечно же, всех знал в лицо. Мы малость пригорюнились. Попытались затянуть подачу списка. Но за это затягивание я получил от Авдеева двойку. (Ранее было предупреждение, что в случае пяти двоек ученик не будет переведён в 10-й класс.) И тогда мы придумали «отмазку». На листке бумаги я написал в столбик фамилии тех, кто попался на вылезании в окно (не забыв, конечно, и себя), заключил эти фамилии в фигурную скобку и подытожил: «Проявившие солдатскую смекалку». Никаких репрессий не последовало.
И напоследок. Возвращаясь к 1-ой части своих мемуаров, а именно — к многогранникам. Если кому-то будет интересно — можно заглянуть в мой альбом на «Одноклассниках» — http://ok.ru/profile/261463471236/album/666879563140 там фотографии этих моделей. Но для того, чтобы посмотреть на них, надо сначала авторизоваться.