skip to Main Content

Исаака Константиновича я увидел и услышал впервые в конце августа 1958 г. на торжественном собрании вчерашних абитуриентов, зачисленных на первый курс физфака МГУ. Я был тогда еще совсем наивным юным провинциалом из далекого райцентра на Волге и, конечно, был очень польщен, что на нашем потоке читать физику будет сам академик. Правда, никто из моих новых товарищей не смог сказать, в какой именно области физики он работает. И только спустя 6 лет, став аспирантом в институте у И.К. (Институт атомной энергии им. И.В. Курчатова), я узнал, что он руководит советской промышленностью по разделению изотопов урана. А тогда нам бросалось в глаза лишь то, что И.К. не появлялся около МГУ один — его всегда привозил и увозил большой черный «ЗИМ».

Лекции И.К. читал прекрасно, и с обилием впечатляющих демонстраций. Одну из них, по механике, я и сейчас очень хорошо помню: это тяжелая гиря, подвешенная на нити, со второй нитью под гирей. Если тянуть медленно — рвется верхняя нить, а если быстро — то нижняя. Конечно, теоретически я это хорошо знал еще с 8-го класса школы, но совсем другое дело — увидеть все перед собой, да еще многократно, да еще видеть уверенность, с которой И.К. все это делал. После этого для нас, студентов, физика становилась не только знанием, но и неотъемлемым элементом личности каждого из нас.

А вскоре, в ноябре того же года, И.К. посетил нас, первокурсников и второкурсников, в нашем общежитии, которое тогда находилось в Черемушках. Подробно рассказывал о своей молодости, о своих учителях, о первых шагах в науке. Нам — вчерашним школьным отличникам из провинции — была близка и понятна его история, как он не сразу ощутил интерес к большой науке, поступил сначала в землеустроительный техникум и дошь после него рискнул поступать в Политехнический институт в Ленинграде. Подрабатывал в лаборатории Физико-технического института и увлекся исследованием эффекта Холла. Открытую им разновидность этого эффекта называют теперь эффектом Холла-Кикоина. Он очень удивил нас, сказав, что ищет себе хороших помощников. Мы решили, что это он так только из вежливости говорит — уж наверняка у него большая очередь из желающих к нему в помощники. Мне тогда и в голову не приходило, что через четыре года я и в самом деле стану его помощником — еще на целых четыре года.

Когда я учился на 4-ом курсе, то по инициативе моего сокурсника и друга В. Хохлачева комсомольская организация физфака постановила организовать некое большое объединение школьных физических кружков (вечерних) под непривычным названием «физматшкола» (ФМШ). Почти никто тогда всерьез это не воспринял, все дружно дразнили В. Хохлачева «директором». Но тот обратился за поддержкой к И.К. как к нашему бывшему профессору, который к этому времени уже принимал активное участие в руководстве школьными олимпиадами. И.К. согласился читать лекции в планируемой физмат школе. Случилось так, что В. Хохлачев вскоре приболел, а затем ушел в академ. отпуск. В результате комитет комсомола пригласил меня стать в 1962 г. сначала заместителем В. Хохлачева, а затем и его преемником. Это приглашение мотивировали тем, что я раньше, в порядке общественной нагрузки, вел физический кружок в одной из школ рядом с МГУ, а затем был в составе оргкомитета физической олимпиады для школьников.

Мне это приглашение было совсем не с руки, так как предстояло слушать очень трудный годовой курс по квантовой теории поля и, главное, пора было всерьез взяться за дипломную работу — защита через полтора года, и от ее результата зависела вся моя судьба. Но и не помочь И.К. в его полезной работе я не мог. Так я стал его помощником по работе со школьниками — общественным директором общественной же ФМШ. Семеро учеников из этого первого набора ФМШ стали впоследствии докторами физмат наук и намного больше — кандидатами.

Осенью того же 1962 г. к нам на физфак приезжала член ЦК комсомола М. Журавлева. На встрече с комсомольским активом в Большой физической аудитории она рассказала сенсационную новость: в Новосибирском Академгородке открыта и действует с большим успехом физматшкола — интернат с конкурсным набором по всей Сибири и Уралу. Мои друзья — сокурсники сразу же стали спрашивать меня — почему бы не перенести этот опыт в Москву, для школьников из Европейской части Союза. Я, конечно, доложил об этом И.К., но он отнесся к идее очень осторожно — предложил сначала обсудить ее с активистами физико-математических олимпиад. Такое совещание, действительно, состоялось в редакции «Комсомольской правды», под председательством молодого, но уже тогда известного журналиста В. Губарева. Идея была одобрена. И.К. это известие принял с удовлетворением, но пожелал получше познакомиться с новосибирским опытом.

Как раз в это время деканат командировал меня, в Новосибирск для ознакомления с Академгородком на предмет возможного распределениятуда после окончания физфака. Меня встретили в Академгородке очень хорошо. Академик М.А. Лаврентьев (руководитель Научного центра) распорядился изготовить для И.К. копии всей переписки и прочей документации по интернату на подлинных бланках, так что механизм организации их ФМШ стал предельно понятен. Молодой ректор НГУ С.Т. Беляев (ныне академик) принял меня и подробно ввел в курс дела. Он не скрыл, что НГУ испытывал трудности с легализацией своего педагогического эксперимента и что распространение его на Москву позволило бы решить мног ие проблемы. Другой молодой ученый — Д.В. Ширков (ныне тоже академик) — выразил желание лично ознакомить И.К. Кикоина со всем проектом. Это было задумано сделать на предстоящей вскоре сессии АН СССР. Д.В. Ширков это и сделал. Его обращение, а также собранные документы убедили И.К. Кикоина в реальности идеи. А по поводу моего намерения распределяться в Новосибирск И.К. заметил, что по моей специальности есть хорошая аспирантура и в ИАЭ (И.К. руководил этой аспирантурой).

С вопросом об инициативе новосибирцев И.К. обратился вскоре (в середине февраля) к ректору МГУ академику И.Г. Петровскому, который согласился взять на себя весь груз ответственности, связанной с организацией школы-интерната при МГУ. Возглавить предполагаемую московскую ФМШ по просьбе И.Г. Петровского согласился академик Андрей Николаевич Колмогоров. Однако сразу же возник вопрос о заинтересованных сторонах. Ежегодно набирать предполагалось около 150 человек, из них как минимум половина впоследствии стали бы претендентами в аспирантуру (иначе незачем было бы все затевать). Но МГУ вместе с МФТИ едва ли освоили бы такой дополнительный поток аспирантов. Значит, надо было рассчитывать на АН СССР и отраслевые НИИ, главным образом, оборонные («почтовые ящики»).

Но предварительно следовало узнать их мнение. Это было не очень сложно. С одной стороны, И.Г. Петровский, будучи членом Президиума АН СССР, имел возможность детально обсудить вопрос с Президентом АН М.В. Келдышем. С другой стороны, по роду работы И.К. тесно взаимодействовал с руководителями оборонных ведомств, в частности, с А.И. Шокиным — председателем Комитета по электронной технике (министром). А.И. Шокин эту идею поддержал и прислал к И.К. Кикоину своего помощника М.С. Лихачева для составления чернового проекта письма в ЦК КПСС и проекта правительственного постановления. И.К. пригласил меня присутствовать на этой встрече на случай необходимых справок. Встреча вскоре состоялась на квартире у И.К. Он продиктовал М.С. Лихачеву черновые проекты обоих документов, тот уточнил некоторые детали и взялся составить документы по всей принятой тогда форме.

  1. Вскоре концепция этих документов была одобрена И. Шокиным и М.В. Келдышем, а их окончательную редакцию выполнили И.Г.Петровский и Е.И. Афанасенко (министр просвещения). Они первыми и подписали оба документа, потом появились подписи И.К. Кикоина и вице-президента АН СССР В.А. Кириллина (М.В. Келдыша не было в это время). Потом на документах появились подписи четырех министров руководителей оборонных отраслей. И, наконец, бумаги подписал министр высшего и среднего образования
  2. П. Елютин. Из его канцелярии в середине апреля бумаги и поступили в ЦК.

Оба этих документа (письмо и проект постановления) сохранились в ЦТ АНИ (ф.р.7721, оп. 5, д. 33, л. 20-21), копия одного из них здесь прилагается. На первой странице — положительная резолюция члена Президиума ЦК КПСС М.А. Суслова. Резолюция датирована началом июня. Столь быстрое прохождение бумаг через аппарат ЦК объясняется не только высоким авторитетом авторов письма, но и активной поддержкой руководителей военной промышленности СССР. Генерал-лейтенант Г.С. Легасов (Зампред всемогущественной в те годы Военно-промышленной комиссии при Совмине СССР) и Министр радиопромышленности СССР В.М. Калмыков доложили о проекте лично Л.И. Брежневу, в те годы второму секретарю ЦК КПСС и руководителю военно-промышленного комплекса страны, Он поддержал проект. О степени его участия говорит, например, такой факт, что после обсуждения документов в ЦК со всеми авторами письма, они все, во главе с Л.И. Брежневым, выезжали в Давыдково на своих ЗИЛах и «Чайках», осмотрели выделяемое здание и провели в столовой будущей физмат школы- интерната традиционные «крестины».

Окончательные документы были подписаны Н.С. Хрущевым (Постановление Президиума ЦК) и Д.Ф. Устиновым (Постановление Совмина СССР N 903 от 23 августа 1963 г.). В сентябре-октябре были проведены вступительные экзамены по всем областям европейской части СССР. Три корпуса школы-интерната по адресу улица Кременчугская д. 11 были подготовлены к приему учащихся.

Мне кажется, что главной причиной успеха проекта было дружное выступление академиков во главе с М.В. Келдышем, единодушно поддержавших главных инициаторов — М.А. Лаврентьева, И.К. Кикоина, И.Г. Петровского. Очфп> большое значение сыграли одновременные обращения в ЦК КПСС руководителей науки Ленинграда и Киева и, конечно, большая статья академика А.Н. Колмогорова в «Правде», где он решительно выступил в защиту проекта (к сожалению, были и влиятельные противники).

После открытия физматшколы — интерната N 18 (ныне СУНЦ им. А.Н. Колмогорова) И.К. Кикоин длительное время читал там лекции по физике. Надо ли говорить о впечатлении, которое оказывали эти лекции на школьников! Но разделение изотопов урана по-прежнему требовало неусыпного внимания, а здоровье И.К. по причине того же урана всегда оставляло желать лучшего.

Поэтому со временем, когда интернат прочно встал на ноги, И.К. вынужден был постепенно отойти от работы в нем. Еще раньше завершилась и моя роль помощника И.К.: он не позволил мне скомкать аспирантуру, как когда-то дипломную работу. А в 1969 г. после благополучного завершения аспирантуры в ИАЭ, я распределился по специальности в Минэлектронпром. Там я проработал 23 года, до защиты докторской диссертации, и не раз мне приходилось сотрудничать с выпускниками интерната. Как правило, экспериментаторы работали завлабами, а теоретики, как и я, старшими научными сотрудниками. Так что я воочию убедился в справедливости прогноза И.К., что наши выпускники украсят собой кадры оборонной науки. А из более поздней статистики я узнал, что получилось даже лучше, чем предполагал И.К. Среди учеников ранних выпусков, которые уже успели достаточно определиться в науке, кандидатами стало не меньше двух третей, а каждый десятый — также и доктор наук, есть среди выпускников и академики.

Не менее важно и то, что после 1963 г. по всей стране возникла широкая сеть физматшкол, которые и поныне, несмотря на все трудности, являются оплотом лучших традиций советского (а также дореволюционного) школьного физико-математического образования.

Текст напечатан в сборнике — «Исаак Константинович Кикоин в жизни и в «Кванте» (к 100-летию со дня рождения), Приложение к журналу «Квант» номер 2, 2008 г., серия «Библиотечка «Квант», выпуск 106. Москва, Бюро «Квантум» , 2008 г. Составители Ю.М. Брук, С.С. Кротов, В.А. Тихомирова, А.И. Черноуцан Перепечатано также в книге «И.К. Кикоин — судьба и физика», Москва, Наука, 2008.

В настоящий текст возвращены некоторые фразы, сокращенные в вышеуказанных публикациях.

Найда О.Н.

Перейти к содержимому