Андрей Николаевич Колмогоров — величайший математик XX века. Но как у любой гениальной личности, нам интересны не только его бесценные научные труды, но и жизнь, общественная деятельность.
А. Н. Колмогоров запомнился не только как неординарный ученый, но и как педагог. Он вырастил много учеников.
Воспоминания П. Л. Ульянова, члена-корреспондента РАН:
«У Андрея Николаевича был необычный способ работы с аспирантами института. Он часто встречался с аспирантами разных кафедр факультета, интересовался их делами, спрашивал о научных задачах, давал различные советы, говорил о тех или иных новых задачах.
Колмогоров любил приглашать своих учеников к себе на дачу в Комаровку — деревню в излучине Клязьмы.
Г. И. Катаев (родственник А.Н., преподаватель ФМШ и физфака МГУ) вспоминает:
Большое впечатление на меня производил в те годы режим дня Андрея Николаевича. а именно, в Комаровке, где он обычно находился значительную часть недели. В 9 часов завтрак, потом до 12 дня, не вставая, работа над собственными трудами, требовавшая свежести мысли и полного уединения. После этого — обязательный бросок на 2-3 часа на природу. Уже з мае, когда я пробовал ногой воду, опасливо отходя от речки. Андрей Николаевич кидался в тогда еще полноводную Клязьму и довольно долго там плавал. Но настоящий пир физической культуры бывал зимой, когда в любую погоду Андрей Николаевич вставил на лыжи. Обычно к этому времени автобусом или пешком с электрички от Болшева прибывали аспиранты, другая научная молодежь (если они не ночевали в доме) и тоже хватались за лыжи. Описать бег этой стремительной вереницы во главе с подтянутым, загорелым академиком, даже в 20-30 градусный мороз в одних плавках и иногда еще с маленьким рюкзачком с одеждой за плечами, мне сейчас так же трудно, как трудно было тогда, в мои 18-20 лет и с некоторым южно-уральским лыжным опытом, угнаться за этой спортивно-математической группой. Конечно. Андрей Николаевич знал в окрестностях Комаровки каждую лыжню и каждый сучок, но скорость, с которой преодолевались овраги, ветреные поляны, царапающиеся ельники, была поразительной. Средняя норма такой пробежки — 30 километров. Перед околицей Комаровки лыжники вновь приобретали «приличный вид… После возвращения на дачу и обеда около трех четырех часов дня Андрей Николаевич работал, уже не один, с учениками. А после легкого ужина все присутствовавшие часто слушали по приемнику (это был редкий тогда «Телефункен»), а в более поздние годы — в хорошей записи на пластинках, классическую музыку. В этой области оба хозяина дачи были не только высокими ценителями, но, не побоимся сказать, и большими знатоками. Во всяком случае. Павел Сергеевич Александров не раз проводил для студентов циклы бесед и прослушиваний по творчеству многих композиторов. Вообще дружба этих двух больших математиков была одним из самых главных их достояний в течение всей жизни. Телевизор Андрей Николаевич не любил и не держал его ни в городской квартире, ни в Комаровке. Не любил он и шахматы. Говорил, что эта игра требует во многом математического мышления, а от него голове и так требуется отдых.»
Андрей Николаевич Колмогоров очень любил путешествовать. Профессор Успенский рассказывает: Он был по натуре свой именно путешественник в старомодном, географическом значении этого слова. Его передвижения по воде и суше были поучительны и для него самого, и для окружающих. Мне он рассказывал о технологии плаванья на гребных лодках в устьях северных рек с использованием приливов и отливов. Как- то Е. В. Падучева, Л. А. Зализняк и я совершили трехдневную прогулку по дальнему Подмосковью и сами не могли расшифровать, что именно мы там видели; мы рассказали Колмогорову, и он нам разъяснил, поскольку, оказалось, хорошо знал именно эти места. Но для него любые места оказывались «именно этими».
Широта спектров научных интересов была у Колмогорова отражением широты диапазона его интересов и занятий вообще. Он был глубокий ценитель литературы, музыки, живописи, знаток скульптуры и архитектуры. <…>
Какие бы только что узнанные мною экзотические сведения я ему не сообщал — касались ли они геральдики или шахматной литературы, обнаруживалось, что он это уже знал. Более того, создавалось впечатление, что практически любой вопрос Колмогоров знал лучше собеседника, даже если этот вопрос в приоритете собеседника занимал одно из первых мест, а у Колмогорова, казалось бы, должен был находиться где-то на периферии.»
О Колмогорове рассказывают много историй, подтверждающих, что Андрей Николаевич — личность неординарная. Вот фрагменты из воспоминаний Г. И. Катаева:
«Как-то зимой моя жена ехала с коллегой в метро и увидела возвращавшегося из Комаровки Андрея Николаевича. Он был по обыкновению в вязаной шапочке и лыжном костюме «с начесом «, хорошо, если не довоенного производства, и всем своим видом напоминал станочника, едущего со смены. Увидев ее, он вскочил с сиденья, галантно раскланялся, чуть ли не шаркнув ножкой, усадил ее на свое место и завел разговор на педагогические темы. Знакомая жены потом сказала: «Какой странный человек, похож на работягу, а ведет себя как аристократ». <…>Вспоминается еще один случай, который показывает удивительную непосредственность поведения Андрея Николаевича, воспринимавшуюся многими даже как экстравагантность. Он председательствовал на заседании Московского математического общества, на котором рассматривался вопрос о новых идеях и учебниках для преподавания математики в начальной школе. Первым докладывал В. В. Давыдов — руководитель реформы преподавания, которого Андрей Николаевич слушал очень внимательно. Потом выступала доктор психологических наук, которая, к сожалению, очень слабо разбиралась в проблеме. Через несколько минут после начала ее речи Андрей Николаевич собрал в папку свои бумаги, встал и, не говоря ни слова, по центральному проходу зала вышел, оставив собрание без председателя. Потом в разговоре он буркнул: «Этот рыжий ничего, сечет, но зачем он привел с собой ту безграмотную учительницу?..»
Колмогоров очень любил поэзию. Хорошо известно, что некоторое время Андрей Николаевич занимался «математическим стиховедением». К примеру, результаты его исследований дают возможность узнать автора по его произведению формальными способами.
Воспоминания профессора В. М. Тихомирова:
«Андрей Николаевич не принадлежал к тем людям, у кого на кончике языка всегда имеется подходящая поэтическая строка. Он цитировал изредка на память отдельные строчки и не всегда точно. Но при этом Андрей Николаевич был необычайным знатоком и ценителем поэзии. В начальный период знакомства, когда я оставался на несколько дней в Комаровке, я нередко брал из поэтического шкафа старые поэтические сборники и всякий раз поражался огромной работой, проделанной над текстами Андреем Николаевичем. Там постоянно встречались отчеркивания и целых стихотворений, и отдельных строк, а в конце составлялось оглавление наиболее ярких стихотворений. Нужные ему цитаты, если он не помнил точно, он мог мгновенно найти. По этим отчеркиваниям и сноскам я пытался реконструировать литературные вкусы Андрея Николаевича, искал какого- то созвучия. Редко это удавалось мне — в основном выделенные места для меня были загадкой. Но в личном общении, когда речь заходила о поэзии, очень часто наши поэтические пристрастия совпадали. Такой точкой нашего единодушия была поэтическая лира Ахматовой.»
Вот еще один интересный факт взятый из воспоминаний Р. С. Черкасова:
На одной из конференций но Владимире по время обеда выяснилось, что одному из наших общих знакомых испол нилось в этот день 51 год. Поздравив его с этой датой, я с сожалением отметил, что эта дата не юбилейная. Но Колмогоров, остановив меня, сообщил, что это не так. На самом деле юбилеи должны отмечаться в 17 лет, когда человек входит и сознательную жизнь, в 34 года, когда он уже может достичь желаемой цели, в 51 год, когда уже успел сделать свой вклад в общее дело, и затем на склоне лет в 68 и 85 лет.»
Андрей Николаевич Колмогоров — замечательная личность. Его жизнь полна удивительных историй, все рассказать невозможно. Мы, нынешние ученики интерната, к сожалению не знаем .Андрея Николаевича, но говорим и ему огромное СПАСИБО за все, что он дал нашей школе.
Все эти факты были взяты из сборника «Колмогоров в воспоминаниях».
ВАРЕЦКИЙ Сергей. 11Б-96